Заодно и ответ получила, отчего тело настолько ослабло. Виданное ли дело шесть дней бревном в постели лежать? Сомневаюсь, что меня шевелить пытались, да руки-ноги разминали.

Мысленно досчитала до десяти, заставляя себя успокоиться. Вернется служанка, никуда не денется. И, полагаю, не одна, а с подмогой. А все почему? Потому что люди простые Анастейзу любили. По-настоящему любили и оберегали, как могли.

И пусть прав у тех же слуг было с гулькин нос, но герцогинюшку, как многие ее тут называли, боготворили. Верили люди в ее кровь, в предков, наделенных особым, волшебным даром.

Я в магию никогда не верила. В бога-то верить запрещалось! А все одно – и крестились, и в закутках тайно лампадки зажигали, и молились, неистово молились о лучшей доле да о здравии родных и любимых.

А тут все к одному. Леди Анастейза Моррисон приехала в герцогство в пору сильной засухи, что длилась несколько лет. И то ли так просто совпало, то ли девушка действительно обладала каким-то даром (по сути, латентным), но как только юная невеста оказалась на землях, подвластных герцогу, зарядил дождь. Ливень не прекращался все пять вех, что гулялась свадьба.

И с той поры все пять лет, что она была герцогиней Дарремской, о засухе никто слышать не слыхивал. Снова процветала земля, урожай обильный собирался…

Я бы сказала – совпадение. Любовница герцога Сарвенда была уверена, что это происки Шенмали (местный аналог дьявола, правда, женского пола), но в распространении этих слухов не преуспела.

Люди же веровали, что это милость Священной Пары – бога и богини, что сотворили этот мир и даровали их предкам особые дары, которые потомки утратили, но могут обрести вновь. А вот появление самой Сарвенды считали плохим предзнаменованием и засуху приписывали именно ей, и за глаза иначе как мальдой [2] не называли.

Мигрень вернулась с новой силой. То ли моя душа с трудом приживалась в теле, то ли мозгу сложно было справляться с двойной нагрузкой. Поди-ка совмести в себе память о двух жизнях. Земной, насыщенной событиями, и Рамиранской.

И пусть моя земная жизнь была втрое дольше, а все ж простым жизненный путь Стейзи назвать не получалось.

Осиротела в семь ходов [3] , по-нашему лет. Поскиталась по родственникам, пока не оказалась у дальнего, весьма жадного троюродного дядюшки, который и сговорился о свадьбе. А попросту – продал племянницу и забыл о ее существовании. Сколько бы девочка ему ни писала, ответа не получила ни разу. Его не заботил вопрос, а с чего это герцогу Дарремскому, обладателю обширных плодородных земель, не последнему человеку в королевстве, пришло в голову обратить свой взор на бесприданницу, пусть и леди.

Толку-то от древнего обнищавшего рода? Да, ее родословная позволила выйти в свет и быть представленной ко двору, где она надеялась найти подходящую партию. На этом все. Особого успеха девочка, естественно, не имела. И не потому, что не обладала красотой, внешностью Священная Пара щедро ее наградила. А толку, если за душой ни гроша?

Платье старое, пусть и чистое, нештопаное, из драгоценностей лишь кулон на хилой цепочке – единственная память о матери. Встречают-то по одежке… Да и без приданого даже вдовцы особого расположения не выказывали.

На самом деле Стейзи не была глупышкой и особых иллюзий на свой счет не питала. А потому на сладкие речи не велась, кусты роз в парках исследовать с молодчиками не собиралась, и посему уехала в дом дядюшки не солоно хлебавши.

Замуж девочку никто так и не позвал, а тешить собой удаль молодецкую Стейзи не позволила. Только спустя два вехимана [4] объявился герцог, страстно желавший получить ее руку и чрево.

Анастейзу можно было назвать сильным человеком. Первые три с половиной года из пяти, что она находилась тут, юная герцогиня еще пыталась бороться с властной натурой Сарвенды. Но пять выкидышей, два мертворожденных ребенка и постоянное, считай, осадное положение в своем же доме ее все-таки сломали.

Последняя беременность далась Анастейзе тяжело. Постоянные насмешки, напоминания о том, что ее кровь оказалась бракованной, раз она разродиться здоровым дитя не может, отразились на ее состоянии не лучшим образом. В конце концов, любой бы сломался, если бы на него все время оказывалось давление, и не только психически, но и физически.

Близость с мужем иначе как насилием назвать было нельзя. Ни разу он ее не приласкал, брал грубо, желая поскорее отделаться и зачать наследника. Даже в брачную ночь не пожалел.

К тому же близкими людьми Стейзи тут так и не обзавелась. Поплакаться она могла разве святому писанию, ну еще помолиться Священной Паре. И пусть она была доброй со слугами, и те платили ей любовью, да кто ж водит дружбу с чернью? Тем более Сарвенда строго следила за тем, чтобы в замке у герцогини не то что заступников и защитников не нашлось, а даже маломальской привязанности не появилось. Служанки, приставленные к герцогине, и те менялись каждые три вехимана. И повлиять на это Анастейза не могла. Супруг лишил ее этого права.

Чем больше я думала об этом герцоге, тем сильнее мне хотелось его придушить. Хотя, видит бог, для него это было бы слишком мягким наказанием. То, что он устроил девочке, иначе как пытками и мучительной смертью назвать было нельзя.

И пусть ее не лишали еды, спала она на мягкой постели, покои были светлыми и просторными, но отношение… Неоднократно мужем бита была по наушничеству стервы рыжей. По мне, так самый настоящий концлагерь.

Я вздохнула и попыталась откинуть одеяло. Не время разлеживаться и хандрить. Дел столько, что невольно Стейзи позавидовать можно. Она уже отмучилась.

Впрочем, нет, пусть эти твари завидуют мертвым, потому что будет им всем возмездие. В моем лице. Еще не знаю как, но от расплаты никто не уйдет.

Ровно на этой мысли в дверь постучались. Дождавшись моего «войдите», в нее проворно протиснулись служанки. Одна несла поднос, вторая таз… И обе были Стейзи незнакомы. Однако следующей вошла Райлиса, и я выдохнула.

Как я и предполагала, вместо ванны и душа ждали меня полотенца, которые споро мочили в тазу, а затем растирали ими мое тело. Я не сопротивлялась. Наоборот, была благодарна тому, что есть помощники. Самостоятельно справиться даже с таким простым делом я была не в состоянии. Точнее, мое новое тело, которое ощущалось чем-то инородным и никак не желало подчиняться. Его то в жар бросало, то оно начинало дрожать. Выглядело все это так, будто я в запое месяцев пять провела, а теперь не в состоянии вернуть себе контроль над координацией.

К ночной вазе отнеслась спокойно. Во-первых, знала, что это крайний случай, так как передвигаться пока мне вряд ли удастся. Во-вторых, в замке имелась канализационная система, хоть и не такая, к какой я привыкла… И туалеты-балкончики имелись. Как и купальни.

В куда больший ужас меня привело совсем не это, а внешний вид тела. Стейзи была слишком худой. Ножки и ручки – натуральные спички, кожа прозрачная, местами синеватая. Животик хоть и был, но маленький. Мне не нужно было глядеться в зеркало, чтобы знать, что и на лице кости кожей обтянуты. И это при том, что она, вообще-то, беременной была, и голодом ее не морили.

Вопрос: это ребенок так повлиял, вытянув все соки? Или имелось что-то еще? И как выглядит при этом сам младенец? О-хо-хо…

Мигрень навалилась с новой силой. Любая попытка обратиться к чужой памяти отзывалась такой болью, что слезы из глаз лились.

Вот же!

– Потерпите, герцогинюшка, – прошептала Райлиса, попытавшись перетянуть мне грудь.

Этого еще не хватало! Уж я-то знала, что «грудная горячка» может привести к смерти. Молоко стоило сцедить, а грудь помассировать… Но это явно, когда все уйдут, вряд ли им слово массаж знакомо. Вообще, хорошо бы сына покормить, но сама я сейчас до детской не дойду, а мне его никто не принесет.